Роберт Бернс

При всем при том, при всем при том,           For a' that, an' a' that
Могу вам предсказать я,                            It's comin' yet for a' that
Что будет день, когда кругом                    That man to man, the world o'er
Все люди будут братья.                             Shall brothers be for a' that.   
                 
Конечно, о Роберте Бернсе я знаю с детства, потому что, как наверно и большинству людей, в детстве мне много читали Маршака, а у Маршака – «много Бернса». Но, в тоже время, до получения этого задания  о Бернсе я не знал ничего, кроме того, что он шотландец.
У меня дома есть книжечка из серии библиотека «Огонёк» за 1934 г со стихами Бернса в переводах разных авторов. Почитав её я понял, что правы те, кто утверждает, что 
««Домаршаковские» переводы Бернса по большей части тяжеловаты. Можно сказать, что Маршак открыл Бернса Русскому читателю. И не просто открыл, но сделал как бы почти русским поэтом. Бёрнса знает весь мир, но соотечественники поэта, шотландцы, считают нашу страну его второй родиной. «Маршак сделал Бёрнса русским, оставив его шотландцам», - писал Александр Твардовский.
Всего у Бернса 632 произведения. 
Маршак перевёл 216 стихов.
Маршак не следовал буквально за ритмом, строфикой, за точностью смысла каждой строки - он нашел некий переводческий эквивалент самой стихии творчества шотландского поэта.

Надо сказать, что в Интернете поэзия  Роберта Бернса  представлена очень широко. Очень много ссылок на сайте Роберта Бернса http://robertburns.narod.ru/
С моей точки зрения наиболее интересно, содержательно и с большой любовью информация о Бернсе представлена у современного переводчика Роберта Бернса – Юрия Князева,
( http://zhurnal.lib.ru/k/knjazew_j/burns.shtml) который в настоящее время перевёл более 216 стихотворений. В частности  Юрий Князев даёт привязку к датам жизни, а следовательно к событиям, и даёт комментарии к большинству стихотворений, в которых часто приводит переводы комментариев и пояснений самого Бернса.

Родился Роберт Бернс 25 января 1759 в Аллоуэе (графство Эр) в семье огородника и фермера-арендатора Уильяма Бернса. В 1765 отец взял в аренду ферму Маунт Олифант. С 12 лет Роберт батрачил как взрослый работник.
Отец много заботился об образовании детей. Когда Роберту исполнилось семь, а его брату Гильберту шесть лет, отец пригласил в дом учителя Джона Мердока, который с жаром декламировал Мильтона и Шекспира, объяснял трудные места. Он знакомил мальчиков с классикой, научил выразительно читать стихи и правильно говорить по-английски.
На творчество Бёрнса очень сильно повлияли и классические образцы на литературном английском языке, и родное простонародное шотландское наречие, на котором пела песни мать, на котором его рассказывали страшные сказки про ведьм и оборотней. В 1973 году он впервые "грешит рифмой".
Бернс юноша – чист, сентиментален,  поэтичен.

Я прежде девушку любил    O once I lov'd a bonnie lass.
(Перевод Ю.Князева)
Я прежде девушку любил         O once I lov'd a bonnie lass
И до сих пор люблю.                 An' aye I love her still,
Нет, никогда б я не забыл         An' whilst that virtue warms my breast
Нел славную мою.                    I'll love my handsome Nell.

Красавиц много видел я,                 As bonnie lasses I hae seen.
Им не было числа,                           And mony full as braw,
Но только милая моя                        But for a modest gracefu' mein
Изящна и мила.                               The like I never saw.

Красавицы мне нравятся,                A bonny lass I will confess,
Об этом знают все,                          Is pleasant to the e'e,
Но коль иным не славятся,              But without some better qualities
Что толку в их красе?                     She's no a lass for me.

Нигде нет личика нежней,               But Nelly's looks are blythe and sweet,
Но истина видна,                             And what is best of a',
Что репутация у ней                        Her reputation is compleat,
Не ведала пятна.                             And fair without a flaw;

На платье простенький узор,             She dresses ay sae clean and neat,
Опрятна и скромна,                           Both decent and genteel;
Но что всегда ласкает взор,              And then there's something in her gait
Когда идет она?                                Gars ony dress look weel.
                     
Цветистый шелк и взгляд пустой        A gaudy dress and gentle air
Заденут сердце вскользь,                 May slightly touch the heart,
Но скромность вместе с чистотой        But it's innocence and modesty
Пробьют его насквозь.                      That polishes the dart.

Вот чем мне нравится она,                 Tis this in Nelly pleases me,
Вот что чарует в ней.                        'Tis this enchants my soul;
Она одна и лишь одна                       For absolutely in my breast
Царит в душе моей.                            She reigns without controul.

В своей "Записной книжке" Бернс писал:
"Существует определенная связь между Любовью, с одной стороны, и Музыкой и Поэзией, с другой. Любовь - это светлый дар Природы: Могу сказать про себя, что я никогда не думал о том, чтобы сделаться поэтом, пока не полюбил: Я был тогда наивным пареньком,не знакомым с вероломством и злом. Стихи эти сентиментальны и примитивны; но они мне дороги, как память тех счастливых дней, когда сердце мое было исполнено веры в добро и когда я говорил только то, что думал. Предметом моей любви была одна молоденькая девушка, которая воистину была вполне достойна тех похвал, на которые я не скупился в моих первых стихах: Среди ее прочих, возбуждающих любовь достоинств, было сладкое пение; и на ее любимый напев я попытался впервые выразить свои чувства в рифмах. Разумеется, я не был столь самонадеян, чтобы воображать, будто я могу писать стихи, какие печатают в книгах, сочиненные людьми, владеющими греческим и латынью. Но моя девушка пела песню, сочиненную, как говорят, сыном небогатого деревенского землевладельца, влюбленным в одноу из служанок своего отца. И, поэтому, не было никаких причин, почему бы и мне не рифмовать, как рифмует он, тем более, что он был не ученее меня: Так для меня началась Любовь и Поэзия".
Уже в юности Бернс понимает, что наделён страстями дикой силы.
Молитва перед смертью    A Prayer, in the Prospect of Death
(Перевод Ю.Князева)
        I                                            I
О, ты, неведомый судья                          O THOU unknown, Almighty Cause
    Печалей и забот!                     Of all my hope and fear!
Перед тобой предстану я,                        In whose dread Presence, ere an hour,
    Когда мой час придет.             Perhaps I must appear!

        II                                           II
Когда я в жизни избирал                          If I have wander'd in those paths
    Порочные пути,                        Of life I ought to shun;
То кто-то громко выражал                         As Something loudly, in my breast,
    Протест в моей груди.               Remonstrates I have done;
        III                                          III
Господь, Ты наделил меня
    Страстями дикой силы,
Когда б их часто слушал я,
    Свели б они в могилу.
        IV
Коль оступился человек,
    Или забрел в тупик,
Ты, Всеблагой, из века в век
    Не отвратишь твой лик.
        V
И, если я грешил когда,
    За это я в ответе.
Но ты - благой, а доброта
    Прощает все на свете.    

Похоже, что это стихотворение для Бернса стало пророческим, потому, что он всё же в большой степени подчинился своим страстям. И, соответственно, ответил за это.
В 1777 отец перебрался на ферму Лохли близ Тарболтона

Прощание с Элайзой.     Песня.                         Farewell To Eliza. A Song.
(Перевод Ю.Князева)
Прощай, Элайза, мой цветок!                        From thee, Eliza, I must go,
Прощай мой край родной!                             And from my native shore;
Бушует между нами рок                                The cruel fates between us throw
Свирепою волной.                                        A boundless ocean's roar:
Пусть безграничный океан                            But boundless oceans, roaring wide,
Ревет со всех сторон,                                    Between my love and me,
Но разделить не сможет нам                          They never, never can divide
Сердца и души он.                                        My heart and soul from thee.

Элайза милая моя!
Прощай, моя любовь!
Но вещий голос слышу я:
Не встретимся мы вновь!
Последний мой сердечный стук
Последний вздох земной,
Я посвящу тебе, мой друг,
Коль смерть придет за мной!   

Для Роберта началась новая жизнь. В Тарболтоне он нашел себе компанию по душе и скоро стал в ней верховодом. В 1779 Бернс вступает в тарболтонский танцевальный класс, а в 1780  вместе с друзьями организовывает Тарболтонский клуб холостяков "для облегчения жизни человеку,утомленному жизненными трудами".
Я представляю себе, что молодой человек, имеющий привлекательную внешность, умеющий танцевать, да  к тому же еще и сочинять нежные и легкие стихи,  да еще при этом наделённый «бешеными страстями» не долго оставался девственником.
Тарболтонские девушки.(Перевод Ю.Князева)

Вот Пэгги с дальнего холма,
    Мы давние соседи.
И лорд отец, она сама
    Определенно -  леди.

Вот Софи, справная вполне,
    И с щедрою судьбой,   
Кто не провел ни ночи с ней,
    Тот ухажер плохой.

Коль вы успели выпить эля,
    То Мизи недурна.
Мрачна, но может в самом деле
    Понравиться она.

Когда вам скромность не по нраву,
    Ее сестрица Джени
Могла б вам приглянуться, право,
    И в этом нет сомнений.

Когда, взойдя на этот холм,
    Вам Бэсси повстречается,
Она отвесит вам поклон
    И чинно распрощается.

Таких красавиц не найдешь
    В обширнейшем владении,
Где властвует король наш Джордж,
    И это Бэсси мнение.   

В 1781 он вступил в масонскую ложу.

Масонская песня.(Перевод Ю.Князева)   

Сыны града Килли собрались у Вилли
Вершить благородное дело,
Едва ли такая когорта другая
В собрании этом сидела.
Немного скажу, но я только прошу
С мольбою смиренною, право,
Молитва для Музы ничуть не обуза,
Но редко ей это по нраву.

В чьей власти всегда и ветра и вода,
Кто задал стихиям границы,
Кто дал мир такой для цели благой,
Кем высший порядок хранится.
В обители ладной нет зависти жадной
И места не будет злословью,
Пусть связи друг с другом, с магическим кругом
Наполнятся братской любовью!

Примечание. Эту песню мистер Бернс написал и спел
в Кильмарнокской Килвиннингской Ложе в 1786 году,
и подарил мистеру Паркеру, который был Магистром
этой Ложи.    

В 1783, Роберт начал записывать в тетрадь свои юношеские стихи и, как говорят, изрядно высокопарную прозу.
13 февраля 1784 отец умер.

Эпитафия отцу поэта    (Перевод Ю.Князева)

Сотри слезу и голову склони:
Здесь покоится любящий супруг,
Здесь завершил свои земные дни
И ласковый отец и верный друг.

Чье сердце и без страха и укора,
Чье сердце чуяло людскую боль,
Гроза врагам, а для друзей - опора,
"Учил добру порок его любой".*

PS. * - Гольдсмит (Роберт Бернс)     
[Footnote 1: Goldsmith. - R.B.]

На оставшиеся после него деньги Роберт и Гилберт перевезли семью на ферму Моссгил близ Мохлина.
Связь со служанкой Бетти Пейтон привела к появлению на свет его дочери 22 мая 1785.

МОЕМУ НЕЗАКОННОРОЖДЕННОМУ РЕБЕНКУ (С.Маршак)

                        Дочурка, пусть со мной беда
                        Случится, ежели когда
                        Я покраснею от стыда,
                           Боясь упрека
                        Или неправого суда
                           Молвы жестокой.

                        Дитя моих счастливых дней,
                        Подобье матери своей,
                        Ты с каждым часом мне милей,
                           Любви награда,
                        Хоть ты, по мненью всех церквей,
                           Исчадье ада.

                        Пускай открыто и тайком
                        Меня зовут еретиком,
                        Пусть ходят обо мне кругом
                           Дурные слухи, -
                        Должны от скуки языком
                           Молоть старухи!

                        И все же дочери я рад,
                        Хоть родилась ты невпопад
                        И за тебя грозит мне ад
                           И суд церковный. -
                        В твоем рожденье виноват
                           Я безусловно.

                        Ты - память счастья юных лет.
                        Увы, к нему потеряй след.
                        Не так явилась ты на свет,
                           Как нужно людям,
                        Но мы делить с тобой обед
                           И ужин будем.

                        Я с матерью твоей кольцом
                        Не обменялся под венцом,
                        Но буду нежным я отцом
                           Тебе, родная.
                        Расти веселым деревцом,
                           Забот не зная.

                        Пусть я нуждаться буду сам,
                        Но я последнее отдам,
                        Чтоб ты могла учиться там,
                           Где все ребята,
                        Чьих матерей водили в храм
                           Отцы когда-то.

                        Тебе могу я пожелать
                        Лицом похожей быть на мать,
                        А от меня ты можешь взять
                           Мой нрав беспечный,
                        Хотя в грехах мне подражать
                           Нельзя, конечно!

Местные клирики воспользовались случаем и наложили на Бернса епитимью за блудодейство,

Прелюбодей. (Перевод Ю.Князева)
Новая песня.
   
Лихих парней всего сильней
Влекут любви услады,
Орлом гляди, коль впереди
Девчонка то, что надо.
Садись кучней, ведь здесь слышней,
Мы разговор затеем.
Начну рассказ, что как-то раз
Я был прелюбодеем.

Пред осуждения стеной
Я шел, поникнув малость,
И Бэтси рядышком со мной,
Отменно нам досталось.
Мой сникший взгляд упал назад,
Собою не владея,
Я этих ног пройти не мог
И стал прелюбодеем.

Лицом уныл, лишенный сил -
Расплата за событья.
Сгущался мрак и через парк
Не мог не проводить я.
Поцеловал - ведь грех сей мал,
А клятвы все щедрей.
Упала Бэтси, я упал,
И я - прелюбодей.

Но для нее словцо мое:
Клянусь, признав законы,
Ее любить и с ней делить
Все до последней кроны.
И мой малыш - мамаши стриж,
Дороже всех людей.
Я им горжусь и не стыжусь,
Что я прелюбодей.

Распутный друг наемных шлюх,
С болезнью, под забором,
Скажу я в лоб, бесчестно что б
Вносить тебя в наш кворум.
Учите дев среди дерев
Стать матерью семейства,
Не за гроши, но для души,
Вот в чем прелюбодейство.

О, вы, носители корон,
Герои и вояки,
Вы, Цезари былых времен,
И Александры всякие:
В лихих боях, отвергнув страх,
Врагов своих развеяв,
Вы так горды вступить в ряды
Больших прелюбодеев.      

однако это не мешало мирянам смеяться, читая ходившие в списках Святую ярмарку и Молитву святоши Вилли.

МОЛИТВА СВЯТОШИ ВИЛЛИ (С. Маршак)

                       О ты, не знающий преград!
                       Ты шлешь своих любезных чад -
                       В рай одного, а десять в ад,
                          Отнюдь не глядя
                       На то, кто прав, кто виноват,
                          А славы ради.

                       Ты столько душ во тьме оставил.
                       Меня же, грешного, избавил,
                       Чтоб я твою премудрость славил
                          И мощь твою.
                       Ты маяком меня поставил
                          В родном краю.

                       Щедрот подобных ожидать я
                       Не мог, как и мои собратья.
                       Мы все отмечены печатью
                          Шесть тысяч лет -
                       С тех пор как заслужил проклятье
                          Наш грешный дед.

                       Я твоего достоин гнева
                       Со дня, когда покинул чрево.
                       Ты мог послать меня налево -
                          В кромешный ад,
                       Где нет из огненного зева
                          Пути назад.

                       Но милосердию нет меры.
                       Я избежал огня и серы
                       И стал столпом, защитой веры,
                          Караю грех
                       И благочестия примером
                          Служу для всех.

                       Изобличаю я сурово
                       Ругателя и сквернослова,
                       И потребителя хмельного,
                          И молодежь,
                       Что в праздник в пляс пойти готова,
                          Подняв галдеж.

                       Но умоляю провиденье
                       Простить мои мне прегрешенья.
                       Подчас мне бесы вожделенья
                          Терзают плоть.
                       Ведь нас из праха в день творенья
                          Создал господь!

                       Вчера я вышел на дорогу
                       И встретил Мэгги-недотрогу.
                       Клянусь всевидящему богу,
                          Обет приму,
                       Что на нее я больше ногу
                          Не подниму!

                       Еще я должен повиниться,
                       Что в постный день я у девицы,
                       У этой Лиззи смуглолицей,
                          Гостил тайком.
                       Но я в тот день, как говорится,
                          Был под хмельком.

                       Но, может, страсти плоти бренной
                       Во мне бушуют неизменно,
                       Чтоб не мечтал я дерзновенно
                          Жить без грехов.
                       О, если так, я их смиренно
                          Терпеть готов!

                       Храни рабов твоих, о боже,
                       Но покарай как можно строже
                       Того из буйной молодежи,
                          Кто без конца
                       Дает нам клички, строит рожи,
                          Забыв творца.

                       К таким причислить многих можно.
                       Вот Гамильтон - шутник безбожный.
                       Пристрастен он к игре картежной,
                          Но всем так мил,
                       Что много душ на путь свой ложный
                          Он совратил.

                       Когда ж пытались понемножку
                       Мы указать ему дорожку,
                       Над нами он смеялся в лежку
                          С толпой друзей, -
                       Господь, сгнои его картошку
                          И сельдерей!

                       Еще казни, о царь небесный,
                       Пресвитеров из церкви местной.
                       (Их имена тебе известны.)
                          Рассыпь во прах
                       Тех, кто судил о нас нелестно
                          В своих речах!

                       Вот Эйкен. Он - речистый малый.
                       Ты и начни с него, пожалуй.
                       Он так рабов твоих, бывало,
                          Нещадно бьет,
                       Что в жар и в холод нас бросало,
                          Вгоняло в пот.

                       Для нас же - чад твоих смиренных -
                       Ты не жалей своих бесценных
                       Даров - и тленных и нетленных,
                          Нас не покинь,
                       А после смерти в сонм блаженных
                          Прими. Аминь!

В начале 1784 Бернс открыл для себя поэзию Р.Фергюссона и понял, что шотландский язык отнюдь не варварский и отмирающий диалект и способен передать любой поэтический оттенок - от соленой сатиры до лирических восторгов. Он развил традиции Фергюссона, особенно в жанре афористической эпиграммы.

О ПАМЯТНИКЕ, ВОЗДВИГНУТОМ БЕРНСОМ НА МОГИЛЕ ПОЭТА РОБЕРТА ФЕРГЮССОНА (С.Маршак)

                     Ни урны, ни торжественного слова,
                     Ни статуи в его ограде нет.
                     Лишь голый камень говорит сурово:
                      - Шотландия! Под камнем - твой поэт!

К 1785 Бернс уже приобрел некоторую известность как автор ярких дружеских посланий, драматических монологов и сатир.
Послание Джону Ранкину     (Перевод Ю.Князева)

с приложением нескольких стихов
   
О, грубый, остроумный Ранкин,
Душа любой веселой пьянки,
По мненью многих, за гулянки
    И за мечты
К чертям однажды спозаранку
    Помчишься ты.

И озорные твои шутки,
Где в развеселой прибаутке
Святоши могут в полминутки
    Чертями стать,
Их недостатки и проступки
    Как днем видать.

О, лицемеры и паяцы!
Святым одеждам не порваться!
Под рясой черною таятся
    Пороки их.
Они как ладана боятся
    Острот твоих.

Подумай, грешник нечестивый,
Кому вредишь ты, торопливый,
Без мантии своей красивой
    И голубой,
Они язычники, правдиво,
    Как мы с тобой. 

Прими рифмованной стряпни,
Что я собрал за эти дни.
Коль будет час, тогда черкни
    Когда-нибудь
Прислать ту песню для меня
    Не позабудь.

Ей богу, сердцу все постыло,
И Муза крылья опустила,
Ты знаешь, что плясать в полсилы
    Я не люблю.
Пойду-ка послужу, друг милый,
    Я королю.

Недавно я, забавы ради,
Бродил с ружьишком, на ночь глядя,
И куропатку я в засаде
Подстерегал,
И думал, о моей усладе
Никто не знал.

Бедняжка на земле простерта,
Ее подбил я ради спорта,
Не думал я, какого черта,
    Что донесут.
Идут дела такого сорта
В церковный суд.

В записке сообщалось кратко,
Что пала жертвой куропатка,
Что я - причина беспорядка.
    Не стал я лгать,
И штраф, увы, как мне ни гадко,
    Пришлось отдать.

Ружьем, что бьет без промаха,
И дробью с горстью пороха,
Хвостом, куриным потрохом
    Клянусь я сам:
Болотной дичи шороха
    С лихвой задам.

Пора настала, скоро лето.
Птенцы щебечут уж с рассвета,
А я охотой занят где-то.
    Господь, прости!
Меня б в Виргинию за это -
    Коров пасти!

Им, право, есть  чего стыдиться,
Ведь за крыло подбитой птицы
Монетой звонкой расплатиться
    Был должен я,
И никуда уж не годится
    Их болтовня.

И это все сведет с ума,
Нет сил для рифмы и письма,
Но нынче дел насущных - тьма,
    Лишь будь проворней.
За сим, с почтением весьма,
    Слуга покорный.
   
В 1785 Бернс полюбил Джин Армор (1765-1854), дочь мохлинского подрядчика Дж.Армора.
Бернс выдал ей письменное 'обязательство' - документ, по шотландскому праву удостоверявший фактический, хоть и незаконный брак. Однако репутация у Бернса была настолько плохая, что Армор порвал 'обязательство' в апреле 1786 и отказался взять поэта в зятья.

Северянка  (Перевод Ю.Князева)   
Как много испытаний людям
Назначено судьбой:
Как полюс и экватор будем
Мы далеки с тобой.

Пусть океан ревет все строже,
Встают ряды вершин,
Души бессмертия дороже
Любить я буду Джин.   

Еще до этого унижения Бернс решил эмигрировать на Ямайку. Неверно, будто он издал свои стихотворения, чтобы выручить деньги на дорогу, - мысль об этом издании пришла к нему позже. Напечатанные в Кильмарноке Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте (Poems, Chiefly in the Scottish Dialect) поступили в продажу 1 августа 1786. Половина тиража в 600 экземпляров разошлась по подписке, остальное было продано за несколько недель. Слава пришла к Бернсу едва ли не в одночасье. Знатные господа распахнули перед ним двери своих особняков. Армор отказался от иска, от Бетти Пейтон откупились 20 фунтами. 3 сентября 1786 Джин родила двойню.

Закон Природы.(Перевод Ю.Князева)

Стих,скромно посвященный
Гэвину Гамильтону, эсквайру.

'Что нам великая Природа повелела,
То человеку нужно строго соблюдать'.
                Поуп.

Пускай герой твердит порой
О шрамах и увечьях,
Поэт иной звенит войной
О бедах человечьих.
Будь проклят меч, долой картечь
С кровавым ремеслом!
Превыше всех я славлю тех,
Кто множит нас числом.

О, род людской, закон такой
Дала нам Мать-Природа:
Сей мир любить и не забыть
О продолженьи рода.
Огонь живой мечты шальной
В любой груди таится:
Здесь - мужество и торжество,
Там - красоты частица.

Творец сих безыскусных строк
Безвестным бардом был,
Он Койлу воспевал, как мог,
И славу заслужил.
Природы дар - душевный жар
Палил его, маня,
Но он не мог унять поток
Священного огня.

И вновь и вновь он слышал зов
Живой, неукротимый,
И он мечтал свой идеал
Найти в душе родимой.
Блаженный рок цветы берег
От неизбежных бед,
Бесценный клад из всех наград
Вдвойне обрел поэт!

Пусть в Койле третье сентября
Запишется в анналы,
Весы качнулись, и не зря:
На Бернса больше стало.
Да будет он иных времен
И рифм иных певец,
Пусть Койлы дом прославит он
Прекрасней, чем отец.

И пусть союз добра и муз
Над Койлою витает,
А радость в ней до склона дней
Растет и процветает.
Пусть век живет земли оплот
И древнего народа,
А Бернсы тут всегда поют
В грядущем род из рода!   
-A Poem

Местная знать советовала Бернсу забыть об эмиграции, поехать в Эдинбург и объявить общенациональную подписку. Он прибыл в столицу 29 ноября и при содействии Дж.Каннингема и других заключил 14 декабря договор с издателем У.Кричем. В зимний сезон Бернс был нарасхват в светском обществе. Ему покровительствовали 'Каледонские охотники', члены влиятельного клуба для избранных; на собрании Великой масонской ложи Шотландии его провозгласили 'Бардом Каледонии'. Эдинбургское издание Стихотворений (вышло 21 апреля 1787) собрало около трех тысяч подписчиков и принесло Бернсу примерно 500 фунтов, включая сто гиней, за которые он, послушавшись дурного совета, уступил Кричу авторские права. Около половины вырученных денег ушло на помощь Гилберту и его семье в Моссгиле.
Перед отъездом из Эдинбурга в мае Бернс познакомился с Дж.Джонсоном, полуграмотным гравером и фанатичным любителем шотландской музыки, который незадолго до того издал первый выпуск 'Шотландского музыкального музеума' ('The Scots Musical Museum'). С осени 1787 до конца жизни Бернс фактически был редактором этого издания: собирал тексты и мелодии, дополнял сохранившиеся отрывки строфами собственного сочинения, утраченные или непристойные тексты заменял своими. Он так преуспел в этом, что без документированных свидетельств зачастую невозможно установить, где народные тексты, а где тексты Бернса. Для 'Музеума', а после 1792 для более изысканных, но и менее ярких 'Избранных самобытных шотландских мелодий' ('Select Collection of Original Scottish Airs', 1793-1805) Дж.Томсона он написал более трехсот текстов, каждый на свой мотив.

Какой же стыд, какой позор?   
(Перевод Ю.Князева)

Какой же стыд, какой позор?
Она же пригласила.
Как только я зашел на двор,
До двери проводила.
Когда я не посмел войти,
Трус, надо бы заметить,
Боялся, как бы на пути,
Кого-нибудь не встретить.

И, пригласив к себе домой,
Cказала: "Будь храбрей!
Не скоро благоверный мой
Придет из-за морей".
Кто скажет, совесть я забыл,
Целуя и лаская,
Когда б  на месте моем был?
Вина моя какая?

Позор какой? Позор какой?
Не мог отвергнуть разом
И опорочить род мужской
Своим крутым отказом.
Ее дубасил гребнем он,
И синяков наставил,
Коль муж такой из дома вон,
Так кто б ее ославил.

У ней я глазки осушал,
Каких синее нет,
И страстный ротик целовал,
Что слаще всех конфет.
Под вечер, если не совру,
То в понедельник было,
Ну а во вторник по утру
Я к Вилли шел на пиво.

Для известной песенки
        ДЕВУШКА,
КОТОРАЯ СТЕЛИЛА МНЕ ПОСТЕЛЬ
я приведу несколько разных переводов, чтобы глубже воспринять бернсовский стиль.

Перевод Юрия Князева    

Когда январский злобный шквал
И мрак настиг меня в пути,
На север хмуро я шагал,
Не зная, где приют найти.

И девушка на счастье шла,
Узнавши про беду мою,
Меня любезно провела
В каморку милую свою.

Отвесив низкий ей поклон
За то, что так она добра, 
Я ощутил, что клонит в сон,
И намекнул, мол, спать пора.

Кровать широкую она,
Стелила белым полотном,
И, предложив испить вина,
Сказала: "Спите крепким сном".

И нет прекрасней и нежней
Той, что стелила мне постель,
Мне не забыть до склона дней
Ту, что стелила мне постель.

Она взяла с собой свечу,
Кивнула мне через плечо,
Но я сказал ей, что хочу
Подушку подложить еще.

Она подушку на кровать
Мне принесла, как я просил,
Я, чтоб ее расцеловать,
Ее обнял, что было сил.

"Без рук!" - она была строга,
"И не глупить, я вас молю!
Прошу, коль вам я дорога,
Невинность сохранить мою".

Подобно дюнам золотым
Ее волос струился хмель,
Бела, как лилия, как дым,
Та, что стелила мне постель.

А грудь ее - как два холма,
Возникших в зимнюю метель,
И - как из мрамора сама,
Та, что стелила мне постель.

Я целовал ее хмельной,
И говори - не говори,
Но между мною и стеной
Пришлось проспать ей до зари.

Когда очнулись мы от сна
При свете солнечного дня,
Краснея, молвила она:
"Увы, ты погубил меня".

Горели щеки и уста,
Но не кончалась слез капель.
"Не плачь", - я молвил, - 'так всегда
"Ты будешь мне стелить постель".

И полотно она взяла,
Уселась шить рубашку мне.
Была мила и весела,
Та, что постель стелила мне.

И нет прекрасней и нежней
Той, что стелила мне постель,
Мне не забыть до склона дней
Ту, что стелила мне постель.   

НОЧЛЕГ В ПУТИ
Перевод Самуила Маршака

Меня в горах застигла тьма,
Январский ветер, колкий снег.
Закрылись наглухо дома,
И я не мог найти ночлег.

По счастью, девушка одна
Со мною встретилась в пути,
И предложила мне она
В ее укромный дом войти.

Я низко поклонился ей -
Той, что спасла меня в метель,
Учтиво поклонился ей
И попросил постлать постель.

Она тончайшим полотном
Застлала скромную кровать
И, угостив меня вином,
Мне пожелала сладко спать.

Расстаться с ней мне было жаль,
И, чтобы ей не дать уйти,
Спросил я девушку: - Нельзя ль
Еще подушку принести?

Она подушку принесла
Под изголовие мое.
И так мила она была,
Что крепко обнял я ее.

В ее щеках зарделась кровь,
Два ярких вспыхнули огня.
- Коль есть у вас ко мне любовь,
Оставьте девушкой меня!

Был мягок шелк ее волос
И завивался, точно хмель.
Она была душистей роз,
Та, что постлала мне постель.

А грудь ее была кругла, -
Казалось, ранняя зима
Своим дыханьем намела
Два этих маленьких холма.

Я целовал ее в уста -
Ту, что постлала мне постель,
И вся она была чиста,
Как эта горная метель.

Она не спорила со мной,
Не открывала милых глаз.
И между мною и стеной
Она уснула в поздний час.

Проснувшись в первом свете дня,
В подругу я влюбился вновь.
- Ах, погубили вы меня! -
Сказала мне моя любовь.

Целуя веки влажных глаз
И локон, вьющийся, как хмель,
Сказал я: - Много, много раз
Ты будешь мне стелить постель!

Потом иглу взяла она
И села шить рубашку мне,
Январским утром у окна
Она рубашку шила мне...

Мелькают дни, идут года,
Цветы цветут, метет метель,
Но не забуду никогда
Той, что постлала мне постель!   

    ДЕВУШКА,
ЧТО ПОСТЛАЛА МНЕ ПОСТЕЛЬ
Перевод Андрея Кузнецова

Я шел на Север, ветер бил
В мое лицо, январь был лют,
Меня мрак ночи захватил
И я не мог найти приют.

На счастье девушка одна
Случайно встретила меня
И предложила мне она
Согреться у ее огня.

Я низко поклонился ей
За доброту, за благодать,
Я низко поклонился ей
И попросил постель постлать.

Руками белыми она
Кровать застлала полотном
И, мне налив стакан вина,
Спать пожелала крепким сном.

Проходят годы чередой,
Поет пурга, звенит капель,
Но не покину никогда
Ту, что постлала мне постель.

Забрав свечу, она уйти
Хотела, я позвал ее,
Прося подушку принести
Под изголовие мое.

Она подушку принесла
И положила мне в кровать,
Как закружилась голова
И я дерзнул ее обнять.

Эй, парень, ну-ка, руки прочь! -
Рванулась, словно от огня, -
Тебе хотела я помочь,
Оставь нетронутой меня.

Как локон был ее душист,
А голос звонкий, как свирель,
И облик непорочно чист
Той, что постлала мне постель.

А грудь была, как снег бела,
Как наметенная в метель,
И как из мрамора была
Та, что постлала мне постель.

Я был в горячке, как больной,
В глазах ее зажегся свет,
И между мною и стеной
Она и встретила рассвет.

Сказал я ей, ее любя,
О, как же ты была мила,
Она зарделась: - От тебя
Себя, увы, не сберегла.

Я обнял стан и целовал
Ресницы колкие, как ель:
Согласна ль ты, - ей прошептал, -
Мне каждый день стелить постель?

И вот шитье в ее руках,
Стежки в голландском полотне
И счастье светится в глазах
Той, что постель постлала мне.

Проходят годы чередой,
Поет пурга, звенит капель,
Но не покину никогда
Ту, что постлала мне постель.

Повеса и гуляка.(Перевод Ю.Князева)
   
Бывало, карты разложу:
    Повеса и гуляка.
Теперь у люльки я сижу
    С дитем моим вне брака.

Отец не хочет меня знать,
    Мать тоже отвергает,
Друзьям же на меня плевать,
    Прислуга презирает.

Служанка б верная была,
    А было много всяких,
Та, что письмо бы отнесла
    Повесе и гуляке.

Будь он помещик или лорд,
    Иль будь простой бродяга,
Но именем своим он горд,
    Повеса и гуляка.

Он и помещик, он и лорд,
    Отнюдь он не бродяга,
Он Эбони прекрасной граф,
    И милый мой гуляка.

О, у тебя служанка есть,
    Среди прислуги гордой,
Которая почтет за честь
    Письмо доставить лорду.

Когда получит лорд письмо,
Он мило улыбнется,        
Прочтя три строчки из него,
Он  сердцем содрогнется.

Кто бессердечно поступил
Так с девушкой моею?

     *    *    *
       
Ее отец не хочет знать,
Мать тоже отвергает,
Друзьям же на нее плевать,
Прислуга отвергает.

Поднять пять сотен молодцов,
    Скорее и к  победе!
Седлайте белых жеребцов,
    Мою верните леди!

Когда кортеж пустился наш,
    По городам и селам,
У каждого в руке палаш,
    Был взор у них веселый.
       
Бернс триумфатором возвратился в Мохлин 8 июля 1787. Полгода славы не вскружили ему голову, однако изменили отношение к нему в деревне. Арморы радушно приняли его, и он возобновил отношения с Джин. Но эдинбургская служанка Пегги Камерон, родившая ребенка от Бернса, подала на него в суд, и он снова отправился в Эдинбург.
Там он 4 декабря познакомился с образованной замужней дамой Агнес Крэг М'Лехуз. Через три дня он вывихнул колено и, прикованный к постели, затеял с 'Клариндой', как она себя называла, любовную переписку. Вывих имел и более существенные последствия. Пользовавший Бернса врач был знаком с Комиссаром по акцизу в Шотландии Р.Грэмом. Узнав о желании поэта служить в акцизе, он обратился к Грэму, тот разрешил Бернсу пройти надлежащее обучение. Поэт прошел его весной 1788 в Мохлине и Тарболтоне и 14 июля получил диплом. Перспектива альтернативного источника заработка придала ему смелости подписать 18 марта контракт на аренду фермы Эллисленд.
Узнав, что Джин опять забеременела, родители выгнали ее из дома. Бернс вернулся в Мохлин 23 февраля 1788 и, судя по всему, сразу признал ее своей женой, хотя оглашение состоялось только в мае, а церковный суд утвердил их брак лишь 5 августа. 3 марта Джин родила двух девочек, которые вскоре умерли. 11 июня Бернс приступил к работе на ферме. К лету 1789 стало ясно, что в близком будущем Эллисленд дохода не принесет, и в октябре Бернс по протекции получил должность акцизного в своем сельском районе.

В ЗАЩИТУ АКЦИЗНОГО (С.Маршак)
                   Вам, остроумцам, праздным и капризным,
                   Довольно издеваться над акцизным.

                   Чем лучше ваш премьер или священник,
                   С живых и мертвых требующий денег
                   И на приход глядящий с укоризной?
                   Кто он такой? Духовный ваш акцизный!

Он прекрасно ее исполнял; в июле 1790 его перевели в Дамфрис. В 1791 Бернс отказался от аренды Эллисленда, переехал в Дамфрис и зажил на жалование акцизного.
Творческая работа Бернса на протяжении трех лет в Эллисленде сводилась в основном к текстам для джонсоновского 'Музеума', за одним серьезным исключением - повести в стихах Тэм О'Шентер (Tam O'Shanter). В 1789 Бернс познакомился с собирателем древностей Фр.Гроузом, который составлял двухтомную антологию Шотландская старина (The Antiquities of Scotland). Поэт предложил ему дать в антологии гравюру с изображением аллоуэйской церкви, и тот согласился - с условием, что Бернс напишет к гравюре легенду о ведьмовстве в Шотландии. Так возникла одна из лучших баллад в истории литературы.
Между тем разгорались страсти вокруг Великой французской революции, которую Бернс принял с энтузиазмом. Пошли расследования относительно лояльности государственных служащих. К декабрю 1792 на Бернса накопилось столько доносов, что в Дамфрис прибыл Главный акцизный Уильям Корбет, дабы лично проводить дознание. Стараниями Корбета и Грэма все кончилось тем, что Бернса обязали не болтать лишнего. Его по-прежнему намеревались продвигать по службе, но в 1795 он начал терять здоровье

Зима Жизни .(Перевод Ю.Князева)
   
Звенел листвой лесок младой
Казалось, лишь вчера,
И под дождем, весенним днем
Цветок кивал ветрам.
От бурь и непогод
Теперь исчезло все,
Но юный май вернет тот рай,
Вновь радость принесет.
Но не растает снег седин
Блаженною весной,
А тело время захлестнет
Безжалостной волной.
Заботой полон день,
И ночью не заснуть.
О, год златой весны младой,
Как мне тебя вернуть?
       
Известная переводчика О. Райт-Ковалева в предисловии к одной из книг Бёрнса пишет, что «последние годы были самыми сложными в жизни Бёрнса. Он был государственным служащим - и закоренелым бунтарем, счастливым отцом семейства - и героем множества романтических приключений, крестьянским сыном - другом «знатнейших семейств»... 21 июля 1796 года поэт скончался, оставив семью без всяких средств. Бёрнса хоронили с помпой: регулярные войска шли церемониальным маршем до кладбища, играли трескучий и бездушный похоронный марш. Джин не могла проводить Роберта: в этот час она родила ему пятого сына. Друзья взяли на себя заботу о ней и детях».
Через много лет английский король назначил вдове Бёрнса пенсию, но Джин от пенсии отказалась.

Как я понимаю,  Бернс жил в раздвоенности. С одной стороны, он был воспитан в моральной чистоте и ему были дороги истинные ценности

ПОДРУГА УГОЛЬЩИКА (С. Маршак)
                         - Не знаю, как тебя зовут,
                         Где ты живешь, не ведаю.
                         - Живу везде - и там и тут,
                         За угольщиком следую!

                         - Вот эти нивы и леса
                         И все, чего попросишь ты,
                         Я дам тебе, моя краса,
                         Коль угольщика бросишь ты!

                         Одену в шелк тебя, мой друг.
                         Зачем отрепья носишь ты?
                         Я дам тебе коней и слуг,
                         Коль угольщика бросишь ты!

                         - Хоть горы золота мне дай
                         И жемчуга отборного,
                         Но не уйду я - так и знай! -
                         От угольщика черного.

                         Мы днем развозим уголек.
                         Зато порой ночною
                         Я заберусь в свой уголок.
                         Мой угольщик - со мною.

                         У нас любовь - любви цена.
                         А дом наш - мир просторный.
                         И платит верностью сполна
                         Мне угольщик мой черный!

Был впечатлителен и сентементален

ПОЛЕВОЙ МЫШИ, ГНЕЗДО КОТОРОЙ РАЗОРЕНО МОИМ ПЛУГОМ (С. Маршак)

                     Зверек проворный, юркий, гладкий,
                     Куда бежишь ты без оглядки,
                     Зачем дрожишь, как в лихорадке,
                        За жизнь свою?
                     Не трусь - тебя своей лопаткой
                        Я не убью.

                     Я понимаю и не спорю,
                     Что человек с природой в ссоре,
                     И всем живым несет он горе,
                        Внушает страх,
                     Хоть все мы смертные и вскоре
                        Вернемся в прах.

                     Пусть говорят: ты жнешь, не сея.
                     Но я винить тебя не смею.
                     Ведь надо жить!.. И ты скромнее,
                        Чем все, крадешь.
                     А я ничуть не обеднею -
                        Была бы рожь!

                     Тебя оставил я без крова
                     Порой ненастной и суровой,
                     Когда уж не из чего снова
                        Построить дом,
                     Чтобы от ветра ледяного
                        Укрыться в нем...

                     Все голо, все мертво вокруг.
                     Пустынно поле, скошен луг.
                     И ты убежище от вьюг
                        Найти мечтал,
                     Когда вломился тяжкий плуг
                        К тебе в подвал.

                     Травы, листвы увядшей ком -
                     Вот чем он стал, твой теплый дом,
                     Тобой по