Николай Гумилёв.

Да, задача непростая, кто бы спорил… Рассказать о Гумилёве, как о поэте – это одно.  А вот о нём же, как о человеке…
Я не стану скрывать своего отношения к этому человеку. Может, оно будет отличным от канонических, но я напомню, что и канонизация его образа происходила в несколько этапов,  сначала – прижизненная слава и успех (даже если эти слова в чем-то синонимы), потом – насильственное выкорчёвывание его имени из памяти человеческих масс, затем – снова популяризация, с теми перегибами, какие только можно допустить, когда всё было запрещено – и вдруг дорвались… Не знаю, насколько мне по чину тут высказывать своё мнение о столь легендарной личности, я человек маленький, но всё же – это было моё задание. Вряд ли от меня ждут простого копирования печатных материалов…
Итак,  Кронштадт… 3 (15) апреля 1886 года… семья корабельного врача Степана Гумилёва. В семье – прибавление, родился мальчик, Николай.
Самые яркие детские впечатления связаны с морем и кораблями. Однако отставка отца  послужила поводом переехать – и уже прочно осесть в Царском Селе, где, ступая по дорожкам парков или усаживаясь на скамьи, можно было уже чувствовать себя причастным к великому: здесь гулял и сиживал Пушкин!..
Каким же рос, каким себя ощущал и каким хотел видеть будущий поэт, которого нынешние ценители литературы готовы поставить если не во главу перечня великих российских поэтов, то хотя бы – в один ряд с Пушкиным?
Готов выслушать любые упрёки, но своё мнение обязан высказать. Николай Гумилёв был болезненно самолюбив. Возможно, это не самое плохое качество, чтобы выживать, однако бывают и определенные границы. Семилетним мальчиком он упал в обморок,  когда во время состязаний в беге другой такой же мальчуган обогнал его.  В одиннадцать лет он допустил очередную оплошность: неловко сел на лошадку и был высмеян родными и гостями. Результат – попытка суицида.  В двенадцать лет – внезапно встретив незнакомую девочку, тут же влюбляется в нее (он вообще был довольно влюбчив,  и уже в зените славы, проходя между столиками литературных кафе либо по проходам театральных партеров, впитывал бросаемые на него женщинами взгляды, и в его глазах, по свидетельству очевидцев, вспыхивал столь опасный для прекрасного пола огонёк)… Бродя за девочкой по улицам, следя за ней издалека, однажды Николай находит в себе силы признаться ей в любви. Девочка называет его дураком и исчезает. Потрясенный Гумилёв ночи не спал, обдумывая месть, не знал только, с чего начать:  вызвать ли на дуэль ее брата, спалить ли их дом, похитить ли девочку по горским обычаям?..
Итак, Гумилёв мечтал о славе с раннего детства.  И начиная с детства, он лепил из себя того, кем хотелось если не быть, то хотя бы казаться.
Будучи болезненным и физически слабым, робким и застенчивым – Гумилёв делает из себя дважды Георгиевского кавалера, уйдя на фронт в Первую Мировую при наличии «белого билета». Он охотился в Африке на львов. Он стал, в конечном итоге, заговорщиком, участником таганцевского дела, и стал им, по всей видимости, именно потому, что сам в результате этой «лепки» самого себя вдруг понял, что уже не может быть иным, ему просто этого не простят окружающие.
При всем при том – Гумилёв был избыточно доверчив, что и сыграло с ним столь злую шутку – провокатор ЧеКа  был принят им с чрезвычайным расположением. Да и следователь, затевавший после ареста и в процессе следствия с Гумилёвым творческие споры в камере – тоже был специалистом своего дела, льстя поэту своими мнимыми «проигрышами» в  словесных баталиях…
К вопросу о Николае Гумилёве, как человеке, можно возвращаться бесконечно долго, однако мне хотелось бы в своём отношении к нему поставить своеобразную «точку», прежде чем перейти к его творчеству: 
Безусловно, закомплексованность свою детскую он  сумел преодолеть так, как не смогло бы подавляющее большинство нас, и сила духа его столь же бесспорна: он оставил восхищенные воспоминания о себе даже у собственных палачей, поскольку спокойно принял незаслуженную смерть, докурив сигаретку. И  из тюрьмы он писал жене: - Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы…
Но мне всё-таки некоторые моменты в жизни Гумилёва сложно ему простить. Я прощаю ему развод с Анной Ахматовой… это – жизнь, все мы не святы,  и Анна сама была не подарок в семейной жизни… Но вот простить пренебрежительное отношение к ТВОРЧЕСТВУ Ахматовой, которое Гумилёв столь открыто афишировал, считая её всего лишь «женой поэта», а не поэтессой,  я не могу. Но – я не стану рекомендовать свою точку зрения в качестве постулата. Я не настолько углублённо изучал биографии Николая Гумилёва.

Что же касается  творчества поэта – тут моё отношение к нему меняется на диаметрально противоположное. Будучи представителем и адептом литературного течения «акмеизм» ( греческое «акмэ» означает «вершина»), Гумилёв всю жизнь следовал своему девизу: всегда линия наибольшего сопротивления. И в вопросах литературы он прежде всего оставался профессионалом. Его лекции отличались строгой дисциплиной, разбор чужих произведений  происходил с необходимым количеством придаточных предложений: - Не понравилось (понравилось) – потому что:  - и т.д. Если ранние произведения Гумилёва  (а его «Путь конквистадоров" вышел в 1905 году) еще допускали брюсовский подход к жизненной позиции – и богу свечка, и черту кочерга,  то его «Чужое небо», увидевшее свет в 1912 году,  уже является по-настоящему серьёзным творчеством.  Здесь Гумилёв проявил себя подлинным мастером, и его оценкой своих творений стали дорожить начинающие авторы не менее, чем оценками Вячеслава Иванова, перед которым трепетали все… И, действуя плечом к плечу с единомышленниками из «Цеха поэтов», Николай талантливо и успешно отстаивал нравственность в поэзии, значительно превосходя  при этом своей культурой представителей соперничающих школ…
О творчестве тоже можно говорить часами… К сожалению, я вынужден как-то учитывать возможности трафика каждого интересующегося читателя. Хочу просто дополнить рассказ тем фактом, что в последние три года своей жизни Гумилёв жил удивительно красиво и уверенно, окруженный учениками и единомышленниками, возглавлял Петроградский Союз Поэтов, всё свое время отдавая работе в грандиозном литературном  проекте «Всемирная Литература». Выходили его книги – «Костёр» и «Фарфоровый павильон», переводы  с разных языков,  «Шатёр», «Огненный столп»… Но судьба единым росчерком пера подвела черту его деятельности…  Арест, обвинение в контрреволюционном заговоре, следствие, расстрел…
А приведу я, в качестве примера развития творчества поэта, два его произведения.
Первое – это «Сонет» из «Пути конквистадоров»:

Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам.

Порою в небе смутном и беззвёздном
Растёт туман… но я смеюсь и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду,
Я, конквистадор в панцире железном.

И если в этом мире не дано
Нам расковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, я зову любую!

Я с нею буду биться до конца,
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую.

Вот такой облик Гумилёва был наиболее привычен его поклонникам до тех пор, пока не наступила его поэтическая зрелость. Маска, панцирь,  показной оптимизм – это тоже часть легенды, которую поэт сам о себе писал.  Ему хотелось быть таким – и он старался не отходить от раз созданного имиджа.

А вот как философствует Гумилёв о взаимоотношениях между учителями и учениками. Ведь сам он тоже являлся когда-то учеником, к примеру, Брюсова, следовал в кильватере его мировоззрения– но впоследствии даже делал попытки открещиваться от своей первой книги «Путь конквистадоров», точнее, от превалирующих в ней идей… Когда же за самим Гумилёвым последовали толпы начинающих поэтов – его взгляд на этот вопрос вылился в следующее стихотворение:

Молитва мастеров

Я помню древнюю молитву мастеров:
Храни нас, Господи, от тех учеников,

Которые хотят, чтоб наш убогий гений
Кощунственно искал всё новых откровений.

Нам может нравиться прямой и честный враг,
Но эти каждый наш выслеживают шаг.

Их радует, что мы в борении, покуда
Пётр отрекается и предаёт Иуда.

Лишь небу ведомы пределы  наших сил,
Потомством взвесится, кто сколько утаил.

Что создадим мы впредь, на это власть Господня,
Но что мы создали, то с нами посегодня.

Всем оскорбителям мы говорим привет,
Превозносителям мы отвечаем – нет!

Упрёки льстивые и гул молвы хвалебный
Равно для творческой святыни непотребны.

Вам стыдно мастера дурманить беленой,
Как карфагенского слона перед войной.

Осталось напомнить – либо сообщить несведущим в этом вопросе, что уже после Октябрьской революции, когда  считаться монархистом было особенно опасно, в двадцатые годы, Гумилёв демонстративно останавливался на улицах напротив церквей и соборов и истово крестился… И даже в камере, откуда ему был один путь – к стенке, откровенно называл себя монархистом. Ему просто нужно было  себя считать  таковым.

И прошу прощения за улыбку, которую невольно вдруг ощутил на своём лице, увидев третье персональное задание для меня – я, если можно, сразу на эту тему напишу вариант, родившийся в голове в процессе написания первого задания – а потом уже начну второй пункт… он явно потребует больших усилий, нежели прочие. Однако – если жюри не удовлетворится скороспелым третьим заданием – я готов немедленно переписать…)))

Задание  было следующим:

Написать 2 стихотворения на тему "Летят утки" состоящие из трёх катренов. Условия :  Первое стихотворение: схема рифмовки (по катренам)
ААББ , АБАБ, АББА. Все рифмы - глагольные. Второе стихотворение: схема рифмовки - такая же, как и в первом. Все рифмы - наречия.

Мой вариант решения:

1.
Утки серые летят,
В воду плюхнуться хотят:
В тёплом озере купаться
Совершенно не боятся.

Дикий гусь смекалист был:
- Видно, утки что-то знают!..
Скорость страшную развил,
Догонять их начинает;

Но напрасно он мечтал,
Будто уточек догонит:
От натуги горько стонет,
Быстро выдохся… устал.

2.
Утки в небе высоко
С ветром спорили легко:
Как бы он ни дул жестоко,
В стае им не одиноко!

Гусь гогочет далеко,
Очень грустно и печально,
Видно, горе велико,
Только явно не случайно:

Он вздыхает тяжело,
Смотрит уткам вслед влюблённо;
Сердце рвётся окрылённо
К той, чьё имя так светло.

)))))))))))))))))))

Спасибо всем за внимание, второй пункт – чуть позже.