Воздух стал особенно прозрачен.
Желтизною тополь запестрел.
А какой-то припоздавший дачник
жжёт былинки летние в костре.
Снова удивление на лицах:
возраст лета до сединок зрел
на периферии и в столицах,
в полночь и на утренней заре!

Подступает к горлу тошнотою
желчь необратимых перемен.
И неясно - то ли плакать, то ли
колотушкой сторожа греметь,
чтоб не проскочил багдадским вором,
иль змеёю дымной не проник
пилигрим-сезон, несущий ворох
шелестящих выпавших страниц
из главы трёхтомного романа,
где росинки утра серебрят...
***
- Ой! У лета лошадь захромала!
- Добредёт до финиша помалу...
- Но падёт к началу сентября...